Сравнение русской и еврейской национальной идей некорректно, поскольку русской национальной идеи до сих пор не было. Поэтому приходится сравнивать еврейскую народную идею и русскую государственною.
Еврейской народной идеей стал набор концепций, привнесённый евреям духовными элитами: священниками (коэнами) отдельно, резко оппозиционными храмовому клиру пророками (невиим), народными богословами вроде протестантских пастырей — раввинами и фарисеями, а также интеллектуалами (религиозными мыслителями) — книжниками (сойферим). Главными из этих идей стал догмат о богоизбранности еврейского народа, сформулированный как историческая сверхзадача — стать народом-священиком, уделом (страною) святых. Позднее это было рационализировано в XIX веке как задача создания государства на основе этических (гуманных) принципах 10 заповедей и "учению пророков о социальной справедливости". Основа теологического спора иудаизма и христианства в том, что христианство сочло, что богоизбранность перешла от еврейского народа к христианской церкви (совокупность верующих и духовенства, пастырей). Отмечу в сторону, что с точки зрения христианства представления об особой мессианской избранности отдельной этнической группы по сравнению с другими христианскими народами, по меньшей мере, граничит с ересью. То же, кстати, относится и к представлениям об избранности среди мусульман.
Другой еврейской народной идеей стала обязанность возвращения в Страну Израиля (именно в этом склонении, т.е. в Землю, обещанную Всевышним сыну Авраама Исааку). Однако в раннем средневековье на исполнения этого раввинами был наложен 1000-летний мораторий ("не вставать стеною"). И только третьим по важности было представление о всеобщей окруженности евреев врагами. Поэтому представление, созданное уважаемым Михаилом Бергом о современных евреях, как о мессианских параноиках, несколько анахронично.
"Паранойя" (если оставить эпоху средневековья) пришла к западноевропейским евреям только после дела Дрейфуса (1894), а к евреям Российской империи – не намногим раньше – после погромов апреля 1882 года. Но к этому времени секуляризация уже значительно ослабила стремление европейских иудейских общин к какому-то религиозному соревнованию с христианскими церквами и духовными ценностями. Поэтому еврейская "мессианскость" нашла выход в участии евреев в радикальных и либеральных демократических движениях, в социализме и коммунизме, диссиденстве…
Еврейской же национальной (в современном понимании) идеей стал сионизм, во всём диапазоне от анархо-социалистического, до правоконсервативного и религиозного. И именно в этом момент евреи от осознания себя религиозным сообществом перешли к осознанию национальному, имеющему, как и положено государственническому национализму лишь одни смысл – создание и укрепление суверенных государственных институтов. В реальности это означало скрытый отказ от особой древней духовной миссии.
У русского народа, напротив, представления об окруженности врагами до коммунистов не было никогда. В периоды любой вражды, у Руси-России всегда были соседи-союзники.
Даже при приграничных разборках Александра Невского с крестоносцами за его спиною и в его боевых порядках были союзные ордынские воины. С поляками воевали – в союзе со Швецией. И наоборот. С французами воевали – в союзе с немцами. И наоборот. Только мессианская агрессии большевизма заставила окружающий мир создать некую, очень рыхлую антикоммунистическую коалицию. В кольце фронтов "молодая республика Советов" пробыла менее двух лет. Идея вражеского окружения России – полностью заслуга послевоенной сталинской пропаганды и наследие им же спровоцированной Холодной войны. Никакой русской национальной идеей эта паранойя никогда не была. Тем более, что соцопросы ежегодно показывают, что террора от собственной власти население опасается куда больше, чем иностранной интервенции.
Точно так же обстоит дело с представлением о русском мессианизме. Русь-Россия безусловно унаследовала от Византии доктрину о себе, как последнем оплоте праведности накануне конца света. Только то, общее эсхатологическое настроение, которое в Западной Европе относили к себе все католические народы, на Руси оказалось сконцентрировано только на русских (включая в эту категорию и белорусов, и украинцев, и крещённых угро-финнов).
Несмотря на все усилия блоков и эренбургов, русский человек в своё массе никогда не воспринимал всерьёз утверждения о своём интеллектуальном или духовном превосходстве перед Западом, да и перед Востоком. Мессианство Руси всегда было элитарной интеллектуальной игрою. Концепций о русской идее было три.
- Доктрина старца Филофея о Третьем Риме, развитая придворным политологом эпохи первых Романовых Крижаничем в некий первичный панславизм.
- Доктрина славянофилов и Достоевского о "Новом Израиле", т.е. фактически о переносе представлений о духовном и религиозном превосходстве православия над католицизмом и протестантизмом с церкви на этнос/цивилизацию – исключительно на русский (в расширительном смысле) народ. Знаменитая уваровская триада: "Православие, Самодержавие, Народность" (казённая народность") – была только инструментом при реализации доктрины Третьего Рима. И находилась она в глубоком идейном конфликте со славянофилами первой волны, с их пафосом бичевания деспотизма, бесправия и коррупции.
- Ленинско-сталинский большевизм, как бы объединивший обе предшествующие доктрины, действительно, ставший массовой идеологией. Здесь и представления об особой нравственности русского советского человека (квази-Новый Израиль), и об особой освободительной планетарной миссии советской России (псевдо-Третий Рим).
Поэтому сегодня условными современниками оказались такие национальные доктрины (идеи) как сионизм и русский коммунизм. Однако содержательно они не просто полярны, но и вообще находятся как бы в разных измерениях.
Собственно и считать евреев старшими братьями в смысле национального наставничества русские не могут, потому что с точки зрения формирования современных наций русские и евреи практически ровесники, "стартовавшие" немногим более века тому назад, и только-только приучающиеся к собственной национальной государственности. А поскольку в духовном смысле, православные русские, как правило, не считают нужным вписывать себя в общеевропейскую традицию, то этим они избавляют себя от необходимости считать иудаизм своим религиозным старшим братом, как это делают сегодня современные западные христиане.